— Я говорил тебе, что слухам верить нельзя, — произнес Вильгельм; ради брата он улыбался, но в глазах таилась глубокая печаль.
Ансельм хрипло рассмеялся:
— Я слышал кое-что о тебе и молодой королеве Маргарите. Эти слухи чуть не привели тебя к безвременному концу.
— И были неправдой, — Вильгельм поерзал на скамье, точно сел на колючку.
— Нет, но на некоторое время изрядно тебе повредили, — Ансельм склонился к Изабель: — Вы знали, что его обвиняли в романе со сводной сестрой короля Филиппа?
— Да, знала, — бесстрастно ответила Изабель. — Но это было задолго до нашей свадьбы и не более чем жалкими кознями завистливых соперников. А я всегда умела отличать мусор от золота.
Ансельм одобрительно кивнул.
— Как и я, сестра, — произнес он с болезненной улыбкой. — Маргарита была великой женщиной, но ей далеко до вас.
Изабель поблагодарила его за комплимент вежливым кивком.
Ансельм некоторое время сидел молча, а потом задумчиво взглянул на Вильгельма.
— Итак, — спросил он, — Людовик все еще собирается высадиться в Англии?
Вильгельм покорно кивнул:
— Его отец предпочел бы, чтобы сын этого не делал, но в конце концов он согласится. Награда слишком хороша, чтобы не рискнуть.
— И ты выступишь против него, когда он вторгнется в Англию?
— У меня нет другого выбора.
Ансельм вытянул вперед дрожащую руку и взглянул на нее.
— Я рад, что не могу больше сражаться. Я тебе не завидую, хотя, думаю, и ты мне тоже, — он коротко, надтреснуто рассмеялся и закашлялся, но, когда Изабель что-то обеспокоенно пробормотала, махнул рукой, давая понять, что с ним все в порядке. — Я чувствую себя лучше, чем когда-либо.
Вскоре после этого он удалился в свои покои. Вильгельм долго молча стоял, глядя ему вслед, а затем тихо вышел из комнаты. Изабель последовала было за своим мужем, но затем передумала и оставила его одного. Она видела, как он сжимает кулаки, и по тому, как были стиснуты его челюсти, понимала, что сейчас ему больше всего нужно уединение. Общение понадобится ему позже, и тогда она будет рядом.
Лондон, весна 1216 года
— Не понимаю, зачем тебе с ним встречаться, — говорил Вильгельм де Фор Вилли, пока тот проверял и заново затягивал двойные подпруги своего гнедого скакуна и готовился сесть в седло. — Это же ничего не изменит, ведь так? Что ты собираешься ему сказать?
— Пойму, когда увижу его, — ответил Вилли, полностью поглощенный своим делом, что избавляло его от необходимости встречаться с неодобрительным взглядом янтарных глаз своего приятеля. — Отец попросил встретиться, и я не собираюсь ему отказывать.
— А я бы отказал.
— А я не ты, — отношении Вилли с де Фором за последние несколько месяцев, что они вместе провели в Лондоне, стали заметно прохладнее. Сперва де Фор смягчал ярость и горе Вилли после гибели Алаис; будучи ее сводным братом, он как будто давал слабую связь с ней. Но, по мере того как Вилли успокаивался, он стал замечать неприятные черты де Фора. Он всегда возвышался за счет других. Он роскошно одевался, но пожертвования раздавал из сжатого кулака и вообще был жесток. Если какому-нибудь псу случалось попасться ему под ноги, он пинал его с такой силой, что животное визжало. Вчера мальчик, помощник маляра, случайно забрызгал плащ де Фора известкой, и де Фор огрел его плеткой так, что глубоко рассек щеку ребенка.
Когда Вилли уже вскочил в седло и приготовился тронуться, де Фор задержал его, схватив за поводья.
— Твой отец только что вернулся из Франции. Ты передашь нам все, что он тебе расскажет.
— Я подумаю, — ответил Вильгельм, пришпорив коня, и де Фор был вынужден выпустить из рук поводья и отскочить назад. Вилли выехал с постоялого двора на дорогу в сопровождении двух рыцарей и двух воинов. На улицах было довольно много народу, спешащего по своим делам, но при виде вооруженных людей горожане торопились пройти мимо или отступали к обочине, склоняя головы и опуская глаза. Лондон открыл свои ворота мятежникам, но его жители были настороже. Всего два дня назад молодого торговца вином закололи во время стычки с одним из сторонников де Фора. Тому удалось ускользнуть прежде, чем его арестовали и повесили бы. Но поползли слухи, что де Фор дал ему денег, чтобы он сбежал на нанятой у французов галере. Подозрения подпитывались тем, что у де Фора были натянутые отношения с виноторговцем из-за неуплаченных долгов.
Вилли выехал из центральной части города через Ладгейт, переехав по мосту реку Флит, вздувшуюся грязными коричневыми волнами после прошедшего недавно дождя, и продолжил двигаться по Флит-стрит, пока не добрался до огражденной территории, прилегающей к церкви Ордена храмовников. Весть о его прибытии опередила его, и Аймер де Сен-Мор, английский магистр Ордена тамплиеров, вышел из своей кельи у восточной части церкви и ждал его перед богато украшенным арочным входом. Лорд Аймер должен был в безопасности доставить Вилли из Темпла в Кавершам. Никто не посмел бы напасть на рыцарей-тамплиеров, путешествующих по своим делам.
Вилли передал поводья своего коня послушнику и преклонил колени, чтобы поцеловать кольцо лорда Аймера. Рыцарь приветствовал его с теплотой и вниманием, и Вилли почувствовал, как часть бремени сползает с его плеч. Ступая бок о бок с храмовником, он прошел к церкви и, перекрестившись у алтаря, преклонил колени для молитвы. Как и всегда, когда он бывал здесь, он почувствовал, как у него волосы на затылке встают дыбом, а по коже пробегают мурашки. Здесь в конце концов должен был упокоиться его отец и, возможно, он сам тоже. Округлый неф в виде камня, закрывавшего вход в пещеру в Иерусалиме, где был погребен Господь, был освящен патриархом этого города во время его приезда сюда за несколько лет до рождения Вилли. Гладкие колонны из пурбекского мрамора, поддерживающие сводчатый потолок, создавали впечатление спокойствии и величия и заставляли его обращать глаза к небесам, но в то же время ненавязчиво напоминали, насколько мал человек. В этой церкви царила атмосфера особой святости. Люди, погребенные здесь, действительно были благословлены.