Алый лев - Страница 133

133

— Я могу придумать для тебя много других занятий, кроме того, чтобы ты тешила свое тщеславие, — пригрозила она, когда Сайбайра дернулась и начала что-то ворчать сквозь сжатые зубы. — Пусть это послужит тебе уроком, и ты должна лишний раз помолиться Богородице. Ты же не хочешь получить заражение крови, чтобы военный хирург твоего отца отрезал тебе ухо.

Сайбайра сразу озабоченно посмотрела на нее. Изабель вернулась к распаковыванию сундуков. Она подумала о том, как хорошо, что Вильгельм никогда не рассказывал при дочерях о женщинах, которые часто посещали турниры и танцевали на них!

Она раскладывала его рубашки и штаны, девочки неохотно помогали ей, пытаясь искупить вину, когда Вильгельм с устрашающим выражением лица ворвался в комнату.

— Людовик ввел свои войска в Ворчестер! — прорычал он.

— Ворчестер! — глаза Изабель расширились от ужаса.

— И командует ими Вилли, — взгляд, который он бросил в ее сторону был полон гнева и боли. — Это зашло слишком далеко, Изабель, я не потреплю такого.

Он подошел к одному из нераспакованных сундуков, откинул крышку и вытащил оттуда кожаный мешок со своей кольчугой.

— Этот щенок захватил город и занял замок!

Сердце Изабель заколотилось от страха.

— Что ты собираешься делать?

— Отправиться туда, конечно. Я не позволю ему бесчинствовать на моих землях. Мы в Кавершаме заключили договор не вмешиваться в дела друг друга столько, сколько сможем, но он, очевидно, решил нарушить данное слово.

— Не уезжай, — произнесла она дрожащим от ужаса голосом. — Пошли одного из своих рыцарей…

Вильгельм передал мешок ожидавшему оруженосцу и велел другому достать из сундука доспехи и плащ.

— Если я ничего не сделаю, это сделают Честер и Ворвик. И к тому же он нарушил данное мне слово, и я должен выяснить почему.

— Может быть, его загнали в угол, — Изабель пошла за ним, когда он со своими оруженосцами направился во двор.

— Что же, теперь он загоняет в угол меня, — мрачно отозвался Вильгельм.

Ральф Музар держал оседланного и готового к путешествию коня Вильгельма. Этель покусывал удила.

— Возвращайся невредимым, — неуверенным голосом попросила Изабель, — и будь осторожен с Вилли.

Она чувствовала себя беспомощной, неспособной найти какие-нибудь ободряющие или успокаивающие слова, которые помогли бы все исправить. До ее сына было не достучаться. А теперь и до Вильгельма, который поцеловал ее на прощание, почти ее не замечая, тоже было не достучаться.

— Не могу ничего обещать, — сказал он и, отвернувшись от нее, пришпорил коня.

Вилли отпил густого красного вина и почувствовал, как оно обожгло горло и обволокло язык. Его взяли вместе с несколькими флягами медовухи и большой головкой сыра из винной лавки рядом с монетным двором.

Как Вилли и предполагал, ворчестерцы сдались ему и его войскам почти без сопротивления. Он был «молодым Маршалом» — известность его отца вкупе с его собственными заслугами расположили людей к тому, чтобы не препятствовать их вторжению в город. Вилли следил за порядком. Не было сожжено ни одного дома, над людьми, не оказывавшими сопротивления, не чинилось никакого насилия. Мародерство пресекалось.

Вино заполнило желудок Вилли, как расплавленный свинец. Скорчив кубку гримасу, он отставил его в сторону. Он не испытывал жажды и понимал, что, если продолжит пить только ради того, чтобы напиться, потом будет плохо. Вино не изменит его настроение, лишь позволит на время забыться.

— Боже Всемогущий! — пробормотал он и стянул сапоги, чтобы лечь. Оруженосец застелил койку свежим бельем. Одеяло было из некрашеной шерсти, а покрывало простым, домотканым, в полоску — это была постель монаха, а не наследника графства. В последнее время он заметил, что сон быстрее приходит к нему в такой постели.

Дверь отворилась, впустив холод, и снова плотно закрылась. Вилли, решив, что это оруженосец, начал было говорить, что хочет побыть один, если только нет ничего срочного… Но, присмотревшись к высокой фигуре в плаще, нырнул вниз за поясом с мечом.

— Оставь это, — отрезал его отец и подтянул к себе переносной походный стул.

— Как ты прошел мимо моих людей?

Вильгельм фыркнул.

— У тебя слабые дозоры, а Ворчестер давно находится под моим управлением. Горожане, может, и впустили тебя, но это не значит, что они в восторге от происходящего. Здесь полно зажиточных англичан, которые не хотят, чтобы их город был занят сторонниками французского принца. Они с радостью проводили меня сюда, а рыцари твоего войска слишком чувствительны, чтобы вмешиваться в дела между отцом и сыном, — он иронически улыбнулся. — Несмотря на твой титул, мое имя пока кое-что значит.

Вилли покраснел.

— Я не вызывался выполнять это задание.

— Нет, но я уверен, что твое сердце не истекло кровью, когда Людовик предложил тебе это. Ты, наверное, только жалел, что речь идет не о Мальборо. Ты испытываешь мое терпение, — глаза Вильгельма горели от злости, хотя под ними залегли тени. — Ради Бога, зачем тебе понадобилось являться именно в Ворчестер, если ты знал, что это прямо у меня под носом?

Головная боль, которой Вилли старался избежать, не допив вино, начинала пульсировать в висках.

— Тебе не надо было приезжать. Он у тебя под носом, потому что ты решил, что твоя обязанность вынюхивать тут. А чего ты от меня ожидал? Что я буду сидеть в лагере Людовика и носа оттуда не казать?

— Позволь мне задать тебе тот же вопрос. Неужели ты думал, что я стану отсиживаться в Глостере или Стригиле и позволю тебе забрать у меня Ворчестер? — Вильгельм налил себе вина из фляги, отставленной Вилли. — Я буду говорить с тобой прямо, как и стоило давным-давно, вместо того чтобы молчать. Ты винишь свою мать в том, что случилось с Алаис, потому что она якобы была недостаточно внимательна и осторожна. А она поощряет тебя тем, что и сама себя винит. Вы словно два узника, запертых вместе в темнице, и трагедия в том, что ни один из вас этого не заслуживает. Твою мать можно простить: она считала, что в сердце Пемброука Алаис в безопасности, — он ткнул в сына пальцем. — Можно простить, Вилли. Вы оба нуждаетесь в прощении. Горевать, тосковать и помнить — естественно, но нельзя, чтобы горе и тоска принимали такие формы и доводили до такого кошмара. — Он отпил вина, а затем поставил чашу на свое колено. — Я знаю, ты думаешь, что это Иоанн стоит за смертью Алаис, но у тебя нет доказательств, а людей, которых можно было бы так же обвинить в убийстве, предостаточно. Альбус Фирнсский проклял нашу семью и предсказал, что наш род вымрет уже в следующем поколении. Я бы не стал зарекаться, что он не поспособствовал осуществлению своего предсказания. Еще есть Вильгельм де Фор. Его посланник был в Пемброуке в тот день, когда Алаис погибла, он якобы привез утешительное и примирительное письмо. Я знаю, какие усилия де Фор приложил к тому, чтобы договор о приданом Алаис был аннулирован, до того как вы поженились, и как он злился, что потерял эти земли. И есть еще масса подозреваемых, их можно в очередь выстраивать, а доказательств нет.

133