Алый лев - Страница 141

141

Вильгельм почувствовал, что слова Честера легли на него, как тяжелая мантия. Снова соответствовать чьим-то ожиданиям. Он почувствовал удушье. Какое-то время он не мог вздохнуть, а сердце у него в груди колотилось так, как будто вот-вот выскочит из нее или смолкнет навсегда. Переживет ли он эти мгновения? Если его вдруг хватит удар прямо здесь, перед всеми собравшимися, у Честера не будет другого выхода, кроме как взять бразды правления в свои руки.

— Милорд Маршал? — Честер с тревогой взглянул на него.

Вильгельм покачал головой и сделал трудный глубокий вдох.

— Вы хотите, чтобы я принял это на себя, — сказал он, — но я сомневаюсь, могу ли я это сделать.

— Нет никого лучше, — решительно произнес Честер. — Бога ради, Маршал, надень уже ярмо, и поехали.

Заговорил легат. В его французском слышался сильный тосканский акцент.

— Милорд Маршал, вы сомневаетесь, стоит ли вам принимать на себя регентство, но вы единственный здесь, кто не уверен в том, что лучшего человека для этой задачи не найти. Может, вам придаст уверенности, если я предложу вам отпущение всех ваших грехов до конца жизни? Или нет? — он поднял густую седую бровь. Его взгляд был понимающим и острым.

Вильгельм ответил ему таким же взглядом, сердце все еще колотилось, как бешеное, у него в груди. «Ах ты, паук! — подумал он. — Ты старый хитрый паук». Легат не мог предложить Вильгельму золото, это было не по его части. Папская власть уже использовала все свое влияние, чтобы мальчик, играющий с игрушечным замком у помоста, стал королем, поэтому предложить Вильгельму прямую дорогу в рай было гениальным решением. Кто откажется от такой сделки?

Вильгельм разжал кулаки и склонил голову.

— В таком случае, на этих условиях и при том, что больше никто не вызвался, я принимаю эту должность, — произнеся это, он почувствовал себя так, словно из него высосали весь костный мозг. Он удержался на ногах, но это была победа воли над плотью. Честер протянул ему кубок. Вильгельм взял его, понял, что у него дрожат руки, и, не сделав глотка, поставил. Вино выплеснулось на стол и растеклось блестящей красной лужицей. Собрав все свои силы, Вильгельм обратился к практическим делам. Он не хотел никаких поздравлений, ему было почти тошно от того, что собравшиеся расслабились, переложив этот груз на него и предоставив ему мнимую свободу действий.

— Король нуждается в покровителе и в надежном месте жительства, — произнес он. — Я же буду вынужден почти все время находиться в разъездах, поскольку встает необходимость вести военные действия. Я не могу таскать его за собой, а его нужно готовить к его будущим обязанностям, раз уж ему суждено было стать королем. Я бы порекомендовал на должность его наставника милорда епископа Винчестерского. Если, конечно, он согласится.

Питер де Роше склонил голову:

— Мне будет приятно выполнять эту миссию, милорд.

Вильгельм понял, что это было больше, чем просто вежливый ответ. Епископ Винчестерский ревностно оберегал свои привилегии и, несмотря на то что Вильгельм взял бразды правления в свои руки, пожелал бы играть существенную роль в управлении страной. Де Роше был верным наперсником Иоанна и обладал тонким чутьем в финансовых делах. Он мог быть полезен. И для короля среди присутствовавших не нашлось бы лучшего наставника.

Остаток дня прошел в напряженном обсуждении мелких деталей. Нужно было заново отстроить политическую систему, причем такую, которая бы стояла, как твердыня, а не разлетелась бы при первом же сильном порыве ветра, как соломенная хижина. Время от времени он ощущал рядом присутствие Изабель, чувствовал, как она поддерживает его, сглаживает острые углы, разрешает возникающие споры. Иногда она выходила, чтобы проследить за приготовлением пищи для собравшихся. Он мог поднять взгляд и увидеть, как она разговаривает с остальными, озвучивает окончательные решения, обтесывает камни их согласия, но времени самому поговорить с ней у него не было.

Наступили сумерки. У Вильгельма совершенно пересохло в горле и сел голос. Он был настолько вымотан, что едва мог передвигать ногами, когда направился через двор в свои покои. Изабель, шагая рядом с мужем, наблюдала за ним с неусыпной, но скрываемой тревогой. Она слышала, как позади них Джек с Ральфом говорят о чем-то приглушенными голосами, однако своей взволнованности они скрыть не могли. Она сдерживалась, чтобы не обернуться к ним и не напуститься на них. Она понимала, что для них назначение Вильгельма регентом было триумфом, но ее раздражало то, что они ни на минуту не задумывались о состоянии своего хозяина. А вот Жан шел ссутулившись, с опущенной головой, как будто тоже взвалил на себя тяжелую ношу.

Оказавшись в своих покоях, Вильгельм прислонился к стене и закрыл глаза. В неверном свете свечей тени, залегшие у него под глазами и скулами, были похожи на синяки; Изабель испугалась. Если так закончился для него первый день, что же будет дальше? Она молилась, чтобы Ранулф Честерский оказался активным и решительным и принял эту должность сам, но либо Господь ее не услышал, либо у Него были другие планы.

— Вот, любимый, выпей, — она вложила чашу ему в руки. То, что она назвала его любимым при посторонних, выдало, насколько она взволнована.

Вильгельм покачал головой.

— Если я выпью, мне станет плохо, — хрипло ответил он, возвращая ей чашу.

Стараясь не расплакаться, Изабель протянула чашу Джеку, который воскликнул в восторге:

— За регента!

Ральф и Жан отозвались эхом на эти слова.

141