Алый лев - Страница 143

143

Глава 40

Глостер, март 1217 года

Вильгельм высыпал содержимое кожаного кошелька на стол. Изабель смотрела на драгоценные камни, сверкавшие, как огромные разноцветные дождевые капли. Тут было несколько сапфиров, сравнимых по голубизне с летним небом, которое в полночь становится насыщенным, темно-синим, а иногда бывает цвета морской волны. Рядом с ними блестели рубины, шпинель, топазы и изумруды. Одни украшали кольца, броши и кресты, другие были просто камнями. Несколько из них поражали уникальной огранкой: аметист, в сердце которого горело пурпурное пламя, и бледно-зеленые камни, сияющие, как рассыпавшиеся осколки стекла. Камни вместе с рулонами парчи и золотой ткани прибыли из королевской сокровищницы в Корфе. Это были последние богатства королевской семьи, и Вильгельм использовал их, чтобы платить гарнизону замка и войскам. От роскоши апартаментов в Корфе не осталось и следа, одни голые стены. Королева Изабель яростно противилась, не желая все это отдавать, пока ей не объяснили без обиняков, что она пожертвует либо своим гардеробом, либо шансами сына быть королем.

Белла с Сайбайрой заглядывали через плечо Изабель, зачарованные песней сирен, доносившейся из сундука с сокровищами.

— Это для гарнизона в Дувре, — сухо пояснил Вильгельм.

Изабель бросила быстрый взгляд в сторону своих дочерей. Их отец ничего не знал о неудавшейся попытке проколоть ухо. Они вступили в тайный сговор, решив хранить молчание. У Сайбайры на память о том событии остался легкий белый шрам на мочке уха, а византийские сережки были проданы, чтобы оплатить расходы войск.

Изабель взяла перстень с кроваво-красным рубином размером с ноготь большого пальца кузнеца. Он выглядел величественно, но ему явно недоставало изящества. Белла сморщила нос, показывая, как он ей не нравится.

— Жалеешь, любовь моя? — с улыбкой спросил Вильгельм.

Изабель поежилась:

— Не этого же. Единственное, чего я страстно желаю, это проводить больше времени с мужем, но я уже поняла, что для нас это слишком большая роскошь.

— Я пробуду с тобой ночь и еще один день.

Она поморщилась:

— Ты хочешь сказать, что корка хлеба — это лучше, чем ничего.

— Именно это я повторяю своим людям.

Девочки и их младшие сестры принялись рассматривать ткани. Изабель позволила дочкам восхищаться ими и прикасаться к ним, пока была такая возможность. Даже если они выйдут замуж за самых богатых наследников в стране, такие сокровища им вряд ли достанутся, а завтра Вильгельм с войсками увезет их на юг.

Изабель обвила руку Вильгельма своей, и он ответил ей рассеянной улыбкой. Она могла побиться об заклад, что его мысли уже за много миль отсюда, там, где решаются вопросы, связанные с войной.

— Юг уязвим, пока принц Людовик во Франции собирает новые силы, — сказал он, покусывая ноготь на большом пальце. — Я знаю, что он может вернуться, причем с подкреплением, но если нам удастся вернуть часть земель, ему придется сражаться, чтобы отвоевать захваченное раньше, вместо того чтобы завоевывать новые территории. Если мы не предпримем ответной атаки сейчас, мы уже никогда не сможем этого сделать.

— У тебя должно получиться, — энергично поддержала его Изабель, не показывая своего беспокойства.

После назначения Вильгельма регентом, Генрих вернулся к матери, братьям и сестрам в Корф, а Маршал незамедлительно приступил к делам. Он разослал обещания беспрепятственного проезда по подвластной королю территории для всякого, кто захочет приехать к нему, чтобы принести новую присягу. Он предложил прощение мятежникам, которые пожелают вернуться в его лагерь. Он переписал великую Раннимедскую хартию с поправками. До сих пор его усилия не вызвали поток знатных бывших мятежников, желавших примкнуть к войскам молодого короля. Однако, невзирая на все трудности, Вильгельму удавалось платить войскам, вооружать их и поддерживать в них боевой дух. Даже после без малого тридцати лет брака Изабель не уставала удивляться способностям своего мужа и его ясной, упрямой убежденности в том, что он сможет все наладить. После того приступа отчаяния он собрался с силами и принял решение пойти ко дну вместе с кораблем. Пять месяцев спустя, потрепанные бурей, измотанные, с рваными парусами, они были все еще на плаву, что само по себе уже служило подтверждением величия человека, стоявшего у штурвала.

Распорядитель Вильгельма, появившийся в дверях, прочистил горло:

— Сир, миледи… приехал граф Солсберийский.

Изабель и Вильгельм обернулись.

— Маршал… — Солсбери ждал, когда распорядитель сообщит о его приезде, и сразу же прошел в комнату.

Изабель бросилась вперед, протянув ему руку, с восторженной улыбкой на лице.

— Милорд, вот воистину прекрасный сюрприз!

Солсбери печально улыбнулся.

— Я рад, что вы находите его прекрасным, поскольку это сюрприз и для меня самого, — произнес он и нежно поцеловал ее в обе щеки, прежде чем подойти к Вильгельму. Мужчины крепко обнялись. Изабель поспешила взбить подушки на скамье перед камином и велела Белле принести вино.

— Молись, — прошептала она, обращаясь к дочери, — как если бы от этого зависела твоя жизнь.

Граф сел, отложил в сторону свой великолепный изумрудно-зеленый плащ и принял вино, которое с изяществом поднесла ему Белла.

— У тебя прекрасные дочери, Маршал, — сказал он. Белла опустила ресницы, приняв вид скромницы, как ей и подобало.

— Красоту они унаследовали от матери, — ответил Вильгельм, усаживаясь рядом с Солсбери.

143