Алый лев - Страница 19

Вытянув руки, он оттолкнулся от стола:

— Ты меня без гроша оставил, Маршал, мой кошелек так же пуст, как груди старой шлюхи.

— Да и вначале он был не больше груди девственницы, — отозвался Вильгельм. Он сгреб маленькую горстку серебра в кулак и отдал ее своему оруженосцу. — Вот, дружище, найди-ка среди моих людей того, кто раздает милостыню, и вели отдать это в лепрозорий.

Неспешной походкой к ним подошел Иоанн, держа в руке чашу с вином, приправленным гвоздикой.

— Снова проигрался, братец? — подкусил он Солсбери. — Вот еще один знак, что ты станешь одалживать у меня деньги, — он кисло улыбнулся Вильгельму: — К Пемброуку это не имеет никакого отношения, Маршал. Ты выстилаешь шерстью мои сундуки благодаря моему непутевому брату, который глупее овцы, когда доходит до таких игр.

— Не хотите ли отыграться, сир? — спросил Вильгельм, приглашая того присесть.

— Ну уж не после того, как ты отдал все прокаженным, — отказался Иоанн и сделал большой глоток из своей чаши. Затем он взглянул на мужчин и беспечно произнес: — Я подумываю о том, чтобы жениться на дочери Аймера.

Эта новость не стала сюрпризом для Вильгельма, который видел, как Иоанн вчера смотрел на девушку и как они с графом Аймером ходили друг вокруг друга во время охоты. Переглянувшись с Болдвином, он понял, что последний тоже этого ожидал. Однако Солсбери уставился на брата, раскрыв рот. Потом он покачал головой.

— Девушка совсем молоденькая. От нее тебе будет мало прока как от королевы.

Иоанн протестующее взмахнул рукой:

— Она достаточно взрослая, чтобы произнести клятву, и скоро сможет войти в роль. Королева Ричарда большую часть жизни провела в заточении, и ему это не вредило.

Солсбери отважился произнести то, что вертелось у всех на языке:

— Но она уже обручена.

— Господи, Вилли, ты уверен, что у нас один отец? — издевательски усмехнулся Иоанн, отчего Солсбери покраснел. — Ты слишком невинен, чтобы быть одним из нас! Если хорошо заплатить, можно разбить любую помолвку и аннулировать любой брак. Я не могу позволить Ангулемам и Лузиньянам объединиться. У Аймера слюнки текут, когда он думает о том, что его дочь может стать королевой Англии. И он точно с большим удовольствием разделит постель со мной, чем с Гуго Лузиньяном, а я так просто счастлив буду разделить ложе с его прелестной дочкой!

Вильгельм невозмутимо произнес:

— Сделав это, вы завоюете вечную ненависть Лузиньянов, сир. Лично мне совершенно наплевать на то, что они будут чувствовать себя униженными, но они искусные воины и могут заварить кашу.

— С Лузиньянами я справлюсь, — отрезал Иоанн. — Если я женюсь на девушке, мой тесть будет держать их у ногтя так же, как делал всегда.

— Я согласен, что объединение Ангулемов и Лузиньянцев было бы некстати, — кивнул Вильгельм, — но, как сказал Солсбери, девушка действительно совсем юна, у нее даже бедра пока слишком узкие, чтоб детей рожать. Она уже вошла в брачный возраст?

— Пока нет, но она быстро взрослеет.

При мысли, что в постели Иоанна может оказаться практически ребенок, Вильгельму стало не по себе. Двенадцать лет. Ему не хотелось думать о том, что Махельт могла бы когда-нибудь попасть в ту же ситуацию, но с точки зрения политики и дипломатии этот выбор был верным. И многие мужчины дождались бы, когда она созреет, но он видел, как Иоанн смотрит на девушку, когда она заходит в комнату. К тому же королю и последнему представителю своего рода было необходимо как можно скорее обзавестись наследниками.

— Вам нужно взвесить, будет ли этот брак более выгодным, чем брак с кем-то из Португалии, о чем вы подумывали раньше, — осторожно предостерегая, сказал он. — Возможно, для наследницы Ангулемов найдется другой подходящий муж, среди ваших лордов, например.

— Ее отец на это не пойдет, — сказал Иоанн. — Он считает, что его дочь должна стать либо английской королевой, либо женой Гуго Лузиньяна.

Вильгельм с усилием придал своему лицо бесстрастное выражение:

— В таком случае вам нужно поступать так, как лучше для вас, сир.

— О, да, это верно, — Иоанн лениво и глуповато улыбнулся и поднял свою чашу, — именно так я и собираюсь поступить, милорды.

В домике для гостей монастыря Фонтенвро Вильгельм стоял, склонившись перед рукой королевы Алиеноры, и делал вид, что не замечает темных пятен на ее коже и старческого дрожания. Ее ногти все еще были изящными и отполированными, а пальцы унизаны золотыми перстнями. Ей, должно быть, скоро стукнет восемьдесят, и она удалилась на покой, чтобы жить среди монахинь, но осталась по-прежнему тщеславной. Ее лицо обрамлял плотный плат нежного бледно-голубого цвета, платье, хоть и простое, было насыщенного оттенка, а четки сделаны из гладких, отполированных аметистов, топазов и сапфиров.

— Мадам, — произнес Вильгельм, — ваше присутствие, как и всегда, наполняет комнату светом.

Глаза Алиеноры, когда-то золотые, как у Иоанна, были мутными от тяжести прожитых лет, но при этих словах в их глубине промелькнула искорка.

— Неужели, Вильгельм? Полагаю, что сейчас это уже свет иного мира — если верить моему второму мужу, то ада. Он всегда говорил, что надеется встретиться там со мной, — она указала Маршалу на скамью и, опираясь на палку, осторожно опустилась на стул рядом с ним. — Старость — такая штука, что врагу не пожелаешь, — устало сказала она.

— Я слышал, вы были больны, мадам, мне жаль.

Она сделала рукой жест, будто прощает его:

— Плохо, когда дух моложе изношенного тела. Мне сейчас лучше, и я рада гостям, — она обвела взглядом комнату, в которой суетились рыцари, клирики и посыльные ее сына. Ее слезящиеся глаза остановились на Иоанне и нервной золотоволосой девочке-невесте, стоящей рядом с ним. — Ты советовал ему жениться на ней?