Вильгельм зевнул.
— Хорошо, — он взбил подушку, придавая ей удобную форму.
— Ты думаешь, Иоанн разрешит нам поехать в Ирландию?
— Получить его согласие будет так же легко, как со связанными за спиной руками катить в гору тележку с булыжниками, но в конце концов он разрешит… Я сегодня ссудил ему сто марок, и для своего стола он одолжил две бочки вина. Сейчас он довольно любезен.
— Ну, это оттого, что он считает, что победил нас. Ты, может, и не поедешь с ним в Пуату, зато с ним будет наш наследник, а это даже лучше, и он выжмет из этой ситуации все, что только сможет.
— Разумеется, — терпеливо произнес Вильгельм. — Не волнуйся: Вилли в надежных руках. Солсбери тоже едет. Он обещал присматривать за ним.
Изабель вздохнула.
— Знаю, — ответила она и попыталась прогнать из головы все мысли, мешавшие заснуть.
Лежа рядом с ней, Вильгельм постарался сделать то же самое, но с меньшим успехом. До него доносились снаружи голоса рыцарей, собравшихся возле костра рядом с их шатром. Разговоры, приглушенный смех. Скрип подросткового ломающегося голоса Ричарда, присоединившегося к ним. У Вильгельма возникло искушение выйти и утопить свои тревоги в вине, шутках и дружеской болтовне, но он знал, что его появление разрушит создавшуюся атмосферу и не даст ему возможности почувствовать то, в чем он так нуждался.
При виде Вилли, стремительно приближающегося к настоящей взрослой жизни, и от звука грубоватого голоса Ричарда он вдруг осознал, как много лет прошло. Когда он только женился на Изабель, казалось, что впереди огромные поля времени, которые можно засевать и собирать урожай, и вдруг оказалось, что незасеянным остался лишь маленький уголок, а сделать нужно так много! Он однажды молил Бога дать ему возможность увидеть, как вырастают его дети, и вот старший из них уже почти вырос. Вильгельм по-прежнему мог делать большую часто того, на что был способен в тридцать, носить кольчугу, не задыхаясь, скрещивать клинки с любым противником и побеждать. Возможно, его реакции немного притупились, но, поскольку в юности он был быстр, как молния, они и сейчас его не подводили. А опыт и известность довершали картину.
В Ирландии нужно было многое сделать. Он понимал, что слишком долго не уделял ей должного внимания. Был заложен фундамент, но ему нужно было отправиться туда самому, пока он еще мог, и посмотреть, какое здание получалось в результате. На какое-то время Нормандия была для них потеряна. Даже несмотря на то что он обезопасил эти земли, сохранив их за своими наследниками, было бы глупо ехать туда и рисковать нарваться на праведный гнев Иоанна, который мог отнять у них английские владения. В настоящее время наилучшим решением было оставить Лонгевиль под управлением слуги, пока Ричард не достигнет нужного возраста, чтобы перенять бразды правления.
Нормандия была страной его молодости, и она осталась в прошлом, не было смысла погружаться в ностальгию. Алиенора и Генрих, Ричард и молодой король покоились в могилах. Он беспокойно повернулся на другой бок. Изабель лежала к нему спиной, и все, что он мог видеть, это густую копну ее волос, ниспадающих на покрывало, и одетую шелком руку. Она была на двадцать лет моложе него. Королева Алиенора прожила в четыре раза дольше, но у него не было иллюзий, что он переживет Изабель. Он был обязан обезопасить земли, доставшиеся ей в приданое, он должен был сделать это, пока жив, чтобы она смогла жить спокойно, когда станет вдовой. И, поскольку Ленстер был самой богатой частью этого приданого, он должен был что-то предпринять в отношении него.
Изабель повернулась, шурша одеялом, и открыла глаза. При тусклом свете свечей их синева казалась черным ночным небом.
— Ты не спишь, — сказала она.
— И ты не спишь, — он обхватил ее рукой, и она придвинулась поближе к нему. Его объятье было успокаивающим и знакомым. Он ощущал, что между ними есть напряжение, и не собирался нарушать ее границ. Несмотря на только что проведенную им ревизию собственных возможностей и осознание, что все его силы при нем, сейчас было не время и не место для молотов и наковален.
Замок Фремлингем, Саффолк, январь 1207 года
Подвенечное платье Махельт было из дамасского шелка, расшитое серебряной нитью, кристаллами и жемчужинками. Оно очень шло к ее фигуре и медно-каштановым волосам. Серебряный пояс подчеркивал тонкую талию и мягкие изгибы юного тела.
Изабель с гордостью наблюдала, как Махельт танцует первый танец со своим новоиспеченным мужем. В двадцать три года Хью Биго возвышался над своей тринадцатилетней женой, как башня. Однако он не выказывал никакого неудовольствия по поводу их разницы в возрасте или росте; впрочем, у него у самого были младшие сестры, и он привык к обществу таких молоденьких девушек. Он обращался с Махельт как с королевой, а она от его внимания расцветала, словно роза. Изабель была до слез счастлива за них, но одновременно в ее сердце жила тревога.
Рядом с ней Вильгельм наблюдал за танцующими с ничего не выражающим лицом, хотя, когда Махельт встречалась с ним взглядом, улыбаясь, он отвечал ей улыбкой и ободряющим жестом. В честь их свадьбы он надел все свои графские регалии, что делал крайне редко, а его голову украшал венец с драгоценными камнями. Изабель знала, что ему тяжело видеть, как его дочь выходит замуж, да еще так скоро, возможно, это было даже тяжелее, чем отдать сына в заложники. Махельт была его старшей дочерью и всегда занимала в его сердце совершенно особое место. Она больше не прибежит к нему с приветствием, когда он будет возвращаться с войны, не покажет ему, что у нее новенького, не попросит вечером у камина научить ее какой-нибудь песне. Теперь все это принадлежало ее мужу и его семье.