Алый лев - Страница 78

Эти слова попали в самое сердце, в самое уязвимое место в душе Изабель, но она сдержалась и продолжала равнодушно глядеть на него. Жан снова наступил племяннику Мейлира на горло, наступил с силой, и тот захрипел на полу.

— Зачем тратиться на виселицу? — спросил Жан. — Миледи, я готов прикончить его прямо здесь.

Изабель ногтями впилась в ладони сжатых кулаков.

— Нет, — сказала она. — Я всем сердцем желала бы это увидеть, но я не позволю гневу управлять собой. Эти люди — пленники, они больше не причинят нам вреда. Пусть они станут доказательствами того, как поступил лорд Мейлир, когда он вернется. Никого не выдавать, пока я не прикажу. А что до короля Иоанна, — она бросила на рыцаря уничтожающий взгляд, — я его встречала. Я знаю его так, как ты не знаешь, и не думай, что можешь говорить мне, графине Ленстерской, что он сделает, а чего нет.

Она дала знак Жану, и пленников увели вон из зала, не отказывая себе при этом в умеренной жестокости. Камеры в подземелье замка были сырыми и холодными. Возможно, некоторые сегодня умрут от ран. Пусть. Завтра тем, кто выживет, дадут столько пищи, сколько необходимо, чтобы только поддержать в них жизнь до возвращения Вильгельма. А если Вильгельм с сыновьями не вернутся, пленники больше не увидят солнечного света.

Изабель собрала своих женщин и быстро вышла из зала. Добравшись до своих покоев, она кинулась в уборную, и ее долго рвало, желудок выворачивался наизнанку, ребра болели, ее тело била дрожь. Женщины собирались послать за лекарем, но она отказалась и велела вместо этого позвать капеллана.

— Мне нужно надиктовать письмо моему мужу. Он должен знать, что произошло, — по мере того, как она говорила, ее голос окреп. Она взяла из рук обеспокоенной Сибиллы Дэрли чашу крепкого ледяного норвежского вина и отмахнулась от дальнейших возражений. — Раз хозяин уехал, я должна быть и хозяином, и хозяйкой, — с мрачной решимостью объявила она. — Мне нужно быть сильной, у меня просто нет другого выбора. Я должна делать то, что необходимо. — Она легла на большую кровать, застеленную дневными покрывалами и с поднятым пологом. — Однако нет ничего такого, что я не могла бы сообщить своему мужу, лежа в постели… так даже будет удобнее.

Она знала, что ее слова заставят женщин успокоиться — так и произошло. Она чувствовала себя потрясенной и усталой, и было так хорошо сбросить туфли и откинуться на подушки, но ее решимость осталась твердой, как сталь, и, когда отец Вальтер вошел в покои с чернилами и пером, она велела ему сесть у постели и без промедления рассказала, о чем хочет написать.

Глава 24

Вудсток, Оксфордшир, ноябрь 1207 года

Вильгельм никогда не любил охоту так, как другие мужчины. Когда они сбивались в стайки и с воодушевлением обсуждали каждую петлю и поворот животного, каждый бросок копья и полет стрелы, его внимание неизбежно отключалось, а взгляд затуманивался. Ему нравилась дичь, особенно он любил жареную кабанятину с острым соусом, а у повара в Стригиле был еще свой, особый рецепт оленины, такой вкусной, что не жаль было и пятьдесят миль проехать, чтобы ее отведать. Поэтому у него был небольшой отряд охотников и егерей, которые доставляли к его столу эти деликатесы. А преследовать какое-то глупое несчастное животное только для того, чтобы воткнуть ему клинок в сердце — нет, такое времяпрепровождение было ему не по душе.

Королю Иоанну захотелось поохотиться, и Вильгельму ничего не оставалось, как присоединиться к нему и остальным придворным в окружавшем дворец обширном парке, где водились олени. Вильгельм не был обязан находиться впереди отряда, и он мог спокойно трусить позади. В лесу раздавался звук охотничьего рога, хорошо слышный даже издалека. Король Иоанн со своими ближайшими соратниками, среди которых были ирландские вассалы Вильгельма, в том числе Мейлир Фицгенри, а также старший сын Вильгельма в качестве оруженосца, поскакал вперед в погоне за крупным оленем. Вильгельм пропустил их, оставшись лишь в сопровождении своего племянника и рыцаря Генриха Хоуза.

— А ты в эту свалку не ввязываешься, Маршал? — его догнал Вильгельм де Броз. Его конь, крепкий серый рысак, вспотел и нервно оступался. Де Броз был в опале, как и Вильгельм. Официальной причиной были его крупные долги королевской казне за взятые внаем земли, а вокруг неофициальных причин ходили такие слухи, что ни один здравомыслящий человек не стал бы в них копаться.

— Нет, — устало отозвался Вильгельм. — Они были так увлечены добычей, что я решил не отвлекать их от жертвы.

Де Броз усмехнулся:

— Я тоже, но ты храбрец, раз решаешься не слушать, что они там замышляют за твоей спиной.

— В разгар погони они не станут ничего замышлять. Сейчас они заняты обсуждением возможных союзов и одновременно дают мне понять, что мне тут рады, как прокаженному на свадьбе. Заговоры начнутся позже.

— И тебя это не волнует?

— Волнует, конечно, но пока я не стану тратить свои силы на то, что все равно не изменить.

Губы де Броза скривились, как будто он откусил хлеба и понял, что в нем полно долгоносиков:

— Филипп Прендергастский женат на сводной сестре твоей жены, не так ли? Эти люди — твои вассалы и свояки. Как ты можешь позволять им плести у тебя под носом интриги?

— Лучше так, чем оставлять их одних в Ирландии. К тому же, — сухо отметил Вильгельм, — они пока не совершили ничего дурного.

Он пригнулся, проезжая под низко склонившейся ветвью дуба, а затем пришпорил своего коня на звук горна вдали.

— Может, и нет, — проворчал де Броз, — но от этой компании все равно воняет сильнее, чем от лисьей норы в брачный сезон.