Алый лев - Страница 98

Вильгельм рассмеялся, и его смех прозвучал глухо.

— Ах, Изабель, я уже в том возрасте, когда у других мужчин появляются внуки или надгробия на могилах. Я старею.

При последних словах через нее будто искра пробежала, потому что именно таким было ее первое впечатление, когда она увидела его, въезжающего во двор замка. Она не могла его потерять, эта мысль была невыносима.

— Ты не такой, как другие мужчины! — яростно выдохнула она. — После всего случившегося неудивительно, что ты чувствуешь усталость, да и пересекать море тебе никогда не удается легко. — Встав между его бедер, она потянулась к завязкам его штанов и через минуту взглянула на него из-под ресниц. — Стыдно тебе врать, — промурлыкала она. — Если кто и стар, то только не ты.

На этот раз смех Вильгельма был тихим, но вполне искренним.

— Полагаю, что даже в столетних дубах весной пробуждаются соки, — сказал он.

Тяжело дыша, Вильгельм смотрел на зеленый с золотом балдахин над своей кроватью и ждал, пока его сердце успокоится и с ритма барабанного боя перейдет на более размеренный. Хотя лишнего веса у него не было, он знал, что мышцы его стали дряблыми и что сам он потерял форму. Он слишком много времени провел при дворе без дела.

Несмотря на яростные протесты Изабель, он отдавал себе отчет в том, что ему шестьдесят один год и оставшееся ему время истекает довольно скоро. У него все еще было острое зрение, почти все зубы целы и здоровы, и он еще не начал дрожать, как старик. Кроме того, хитро взглянув на полог, он с удовлетворением заключил, что его мужская сила явно при нем. Но в холодную погоду у него болели колени, и, хотя он до сих пор мог без труда сесть на лошадь, свеситься с седла в полном обмундировании он уже не мог. После занятий любовью с Изабель он чувствовал себя дрожащим и опустошенным. Вильгельм слышал много баек о престарелых мужьях, умирающих в постели с молодой женой в момент наивысшего наслаждения, и видел ухмылки рыцарей, когда старые лорды приводили ко двору своих молоденьких крепких жен. Он с ужасом думал о том, что с ним может случиться удар, который парализует, но не убьет его, или что он в старости станет беспомощным и бесполезным. Мысль о том, что можно оказаться развалиной, хватающейся за жизнь, как утопленник за соломинку, вызывала у него отвращение, и не только из-за самого себя, но и из-за Изабель. Она была моложе его более чем на двадцать лет. Мысль о том, что он может стать для нее обузой и увидеть в ее глазах жалость или, избави Боже, презрение, была невыносима.

Ансельм заворочался в колыбельке и захныкал. Изабель тихо поднялась с постели, чтобы успокоить его. Время не сжалилось и над ней тоже. То, что когда-то было крутыми бедрами и упругой грудью, превратилось в мягкие очертания тела женщины, родившей много детей. Наблюдая за ней из-под полуприкрытых век, Вильгельм подумал, что вряд ли стоит сейчас говорить ей о своих страхах: они станут более реальными и, возможно, натолкнут ее на мысли, которых она сама раньше старалась избегать. Если Бог милосерден, возможно, он даст ему увидеть, как этот малыш превращается в крепкого молодого человека.

Погружаясь в сон, Вильгельм принял решение получать удовольствие от оставшегося ему времени, сколько бы лет ни было впереди… много или мало. Он будет справедливо править Ленстером, чтобы Изабель и их наследники могли спокойно наслаждаться его процветанием. Хватит с него подлых придворных интриг Иоанна… навсегда.

Изабель, нервничая, наблюдала за тем, как слуги разворачивают перед тронами хозяина и хозяйки замка великолепный ковер. Цвета — алый, синий и золотой были богаче и ярче любых цветов, растущих на Божьей земле. Свет, лившийся на ковер из высоких арочных окон, высвечивал красоту его узора. Изабель неохотно расставалась с деньгами, как и Вильгельм, и сейчас ей не хотелось ему говорить, сколько стоил этот ковер. Она купила его у фламандского торговца. И он прибыл из самой Персии, проделав тот же путь, что и специи, по крайней мере, так говорилось в сопроводительном письме, приплывшем вместе с ковром из-за Ирландского моря.

— Что это? — с несколько преувеличенным оживлением спросил Вильгельм.

— Я думала потом повесить его на дальнюю стену, чтобы его освещало солнце, — ответила она, — но сегодня я хочу произвести впечатление на наших вассалов, когда они придут снова принести нам присягу. Ни у кого из них в доме ничего подобного нет, а то, что они будут ступать по такой роскоши, чтобы подойти к нам, подчеркнет наше благосостояние и власть.

Их ирландские вассалы прибыли, чтобы снова поклясться им в верности, и ждали приглашения войти.

— Наше благосостояние?

Изабель покраснела.

— Он стоит того, — сказала она.

Вильгельм осмотрел ее с головы до ног. Она понимала, что он отмечает про себя ее повое платье из темно-розового шелка, расшитое жемчугом из Индийского океана, и пояс, вышитый скрученной серебряной нитью.

— Возможно, ты права, — согласился он. — И возможно также, что это один из тех случаев, когда мужу стоит проявить такт и не спрашивать жену о том, что сколько стоит.

— О, — мягко вздохнула Изабель, когда он проводил ее через весь зал по яркому ковру к ее трону и занял место рядом с ней, — еще придет день, когда надо будет платить по счетам. Но я так ждала этого момента!

Те, кто восставал против них и поднимал мятеж, должны получить по заслугам. Изабель хотела, чтобы они преклонили перед ними колени, встав на ковер, ощутили мягкость шерсти, увидели эти цвета, сравнимые с драгоценными камнями, и осознали, что они не смогут достичь величия и власти своих правителей. Это прольет исцеляющий бальзам на раны, нанесенные унижениями и чувством неуверенности, пережитыми Маршалами в последние месяцы. Изабель никогда не считала себя мстительной, но сегодня она жаждала получить свое.